Легенды и мифы Храма Христа Спасителя:
В любом большом городе есть свои интересные места. Какие-то из них — известные всему свету достопримечательности. Когда мы говорим: «Большой театр», «Эрмитаж», «Колизей», «Тауэр», «Версаль», — каждому становится хотя бы в общих чертах понятно, о чем идет речь. Такие места несут большую культурно-смысловую нагрузку. Другие являются пунктами символически-малозначащего досуга, характерного именно для этого города. В Москве и их хватает: «мост влюблённых», «фонтан в центре ГУМа», «нулевой километр»… Есть в больших городах и свои места тихого уединения.
Существуют и точки по-настоящему мемориальные, памятные. В них — своя особая история, героика, свои легенды и предания. В Москве таких мест много: ведь в этом городе нашла отражение беспокойная жизнь нашего отечества в разные времена. Памятные — и часто невеселые — события эти запечатлевались в возводимых храмах, названиях улиц, позже — в специально создаваемых «светских» мемориальных комплексах. Улицы Большая и Малая Ордынки, Казанский собор на Красной площади, Бородинская панорама, Вечный огонь, Поклонная гора … В этом списке одно из важных мест принадлежит храму Христа Спасителя (будем далее называть его просто Храмом). Ведь это не только крупнейший собор Москвы, переживший за свою короткую, в общем, историю массу драматических событий, не только одна из московских достопримечательностей, расположенных в центре города. Это ещё и мемориал воинам, павшим в Отечественной войне 1812 года. И, как любая крупная точка московского культурного пространства, за свою сравнительно недолгую жизнь (с момента возникновения замысла Храма прошло почти 200 лет, с начала строительства — 172, с момента открытия — 129, со дня разрушения — 80, а со времени открытия после восстановления — чуть больше десяти) он успел обрасти собственной мифологией. Во всяком случае, есть в его истории моменты — либо известные не очень широко, либо и вовсе полулегендарные. Вот о них — связанных с первым, «старым» Храмом, — мы и будем говорить.
Храм Христа Спасителя был воздвигнут в благодарность за избавление России от неприятельского нашествия в Отечественной войне 1812 года по проекту архитектора К.А. Тона. Строительство его продолжалось почти 44 года: Храм был заложен 23 сентября 1839 года, а освящён — 26 мая 1883-го. 5 декабря 1931 года он был взорван, а затем вновь построен на прежнем месте в 1994-1997 гг. Хотя воссозданием этот процесс назвать очень сложно: слишком уж велики были отступления от первоначального замысла. Освящён он был в 2000-м.
Храм был уникален: построенный в «русско-византийском» стиле на Алексеевском холме, близ Кремля, высотой 103,5 м., он мог вместить до 10 тысяч человек. Стены его были украшены горельефами на религиозные и исторические темы — в основном, работы А.В. Логановского и Н.А. Рамазанова. Роспись внутри Храма была выполнена В.П. Верещагиным, В.И. Суриковым, И.Н. Крамским, В.М. Васнецовым, Г.И. Семирадским и другими известными художниками. Такого грандиоза в московском церковном зодчестве до тех пор не было. Храм был очень выигрышно расположен и виден из многих точек города, звон его разносился далеко за пределы Москвы. Он имел системообразующее значение в жизни православной Москвы конца XIX — начала ХХ вв. В храме проходили богослужения в связи с большими событиями и датами: 100-летием Отечественной войны 1812 года, 500-летием со дня смерти Сергия Радонежского, 300-летием царствующего дома. При храме была собрана большая библиотека. На его территории в 1912 г. был открыт памятник Александру III.
Между разгромом наполеоновской армии и началом строительства Храма в центре Москвы, как видно, прошло довольно долгое время: почти 27 лет. Не так широко известно, что в эти годы был проведен международный конкурс на постройку Храма, был выбран проект, а к самому строительству даже успели приступить. Однако это должен был быть другой храм — не тот, копию которого мы видим сейчас на Волхонке.
Впервые идея построения храма-памятника героям Отечественной войны прозвучала в конце 1812 г. в патриотически-филологическом обществе «Беседа любителей русского слова» из уст генерала П.А. Кикина. Мысль была письменно высказана императору Александру I, который отреагировал незамедлительно. В императорском манифесте от 25 декабря 1812 г. содержался обет воздвижения такого храма. В 1814-м план стал обретать более осязаемые черты: было решено, что строиться будет кафедральный собор во имя Христа Спасителя. Тогда же был проведен вышеупомянутый конкурс. Его победителем стал Карл Магнус Витберг — 28-летний художник, по национальности швед, по вероисповеданию — лютеранин (в 1817 г. перешедший в православие под именем Александр Лаврентьевич; крестным отцом Витберга был сам Александр I), участвовавший в деятельности масонских кругов. Витберг умудрился оставить позади проекты таких маститых зодчих, как Тома де Томон, А.Н. Воронихин, Д. Кваренги, В.П. Стасов.
По сути, все участники конкурса были вдохновлены образцами архитектурных чудес Рима — Собора Святого Петра и Пантеона. Правда, один из проектов Воронихина — с некоторым опережением архитектурного времени — был наполнен византийскими мотивами.
Что же привлекло судей в проекте Витберга? Наверное, в первую очередь — созвучие его замысла идеям, будоражившим тогда умы многих мыслящих россиян. В основу его был, по сути, положен цельный религиозно-философский замысел. Проект как бы соединял в себе земное и небесное начала в духе распространенного тогда во властных сферах и интеллигентских кругах мистического христианства. В нем сплетались воедино образность, символика, иносказательный язык архитектуры и живописи. В конечном счете Витберг хотел архитектурно выразить всемирную миссию России, призванной нести истинный свет мира, разума и христианской любви освобожденным от завоевателей народам Европы. И конечно, во главе этого миротворческого движения должен был встать российский император Александр Павлович, лично подверженный этим представлениям, близким идеологии масонства (хотя никаких специфически масонских мотивов проект Витберга не содержал). Этот светоносный миф, по сути, и лег в основу созданного державами-победительницами Священного союза — для борьбы против революционной заразы, охватившей цивилизованный мир в обличье Бонапарта.
Проект Витберга обладал и многими художественными достоинствами. Храм должен был втрое превышать «тоновский» по размерам. Стиль Храма был выдержан в классических традициях и отдаленно напоминал Казанский собор Санкт-Петербурга (но предполагаемый Храм Христа Спасителя выглядел сложнее и массивнее). Собор должен был состоять из связанных меж собой трех частей, символизировавших Воплощение (Рождество), Преображение и Воскресение. Более того, Храм должен был включать Пантеон погибших (жертва павших за Отечество сравнивалась с искупительной жертвой Христа), колоннаду из трофейных пушек (600 колонн!), памятники монархам и полководцам. Расположить Храм решили на Воробьёвых горах. 12 октября 1817 года (в пятую годовщину ухода французов из Москвы), храм был заложен в присутствии Александра I. На закладку стеклось около 400 тысяч москвичей (то есть почти всё население Первопрестольной). Строительство началось в 1821 г. и поначалу шло достаточно интенсивно (в нем было задействовано около 20 тысяч крепостных крестьян из подмосковных уездов). Но вскоре темпы работ упали: начались сложности с подвозом камня и организационная неразбериха.
По восшествии на престол Николая I строительство остановили (1826 г.), официально — из-за ненадёжности почвы, а скорее всего — из-за окраинного положения Воробьевых гор и сложностей подъезда к ним. Да и сам проект Храма вряд ли устраивал нового царя — прагматика и рационалиста. Витберга и руководителей строительства обвинили в растратах и отдали под суд. В 1835 году «за злоупотребление доверием императора и за ущербы, нанесенные казне» подсудимых оштрафовали на миллион рублей. Витберга сослали в Вятку, имущество его было конфисковано. Скорее всего, к казнокрадству архитектор отношения не имел: его честность и высокая нравственность были вне сомнения. Поначалу в Вятке ему было запрещено состоять на государственной службе. В ссылке он прожил недолго, но успел сойтись здесь с сосланным А.И. Герценом и его семьей. Впоследствии Витберг участвовал в постройке соборов в Перми и Тифлисе, а также ряда гражданских сооружений разных городов. В 1840 г. он вернулся в Петербург, но творческой деятельностью уже не занимался; жил на пенсию 400 рублей в год, положенную ему по званию академика Академии художеств.
Хотя работы на Воробьевых горах были свернуты, от самой идеи возведения Храма на «верхних этажах власти» не отказались. Николай I выбрал для него другое место — Алексеевский холм на Волхонке, в местности под названием Чертолье. Место с не самым благозвучным названием для слуха верующего человека — ведь оно получило название по ручью Черторый, русло которого, как решила народная молва, «черт рыл». Но Николая I народные суеверия не смущали. Император избрал помпезную «русско-византийскую» стилистику нового храма и его зодчего — Константина Андреевича Тона. Тем более, что параллельно Тон руководил постройкой Большого Кремлевского дворца. Торжественная закладка собора произошла в день 25-летия Бородинского сражения — в августе 1837 года; строительство начали ещё через два года. Но было всё-таки одно обстоятельство, которое могло бы смутить любого православного человека: для сооружения нового храма требовалось снести постройки находившегося на этом месте женского Алексеевского монастыря. Щекотливость ситуации наверняка была ясна монарху. Более того: исторические обстоятельства тесно привязали Алексеевский монастырь к правящей династии Романовых, одно время он был чуть ли не «домовым» монастырем царствующей фамилии. Но, наверно, Николай I был далек от семейной сентиментальности, и соображения государственные были для него выше.
Монастырь был древней обителью, известной еще с XIV в. Основан он был около 1360 г. по благословению святителя Алексия, митрополита Московского и был назван в честь его небесного покровителя — преподобного Алексия человека Божия. Изначально он располагался на современной Остоженке — там, где ныне находится другой монастырь — Зачатьевский. На этом месте он пережил целую чреду невзгод: «землетрусы» 1445 и 1474 годов (во время одного из них в монастыре треснули стены), разграбление татарами в 1451-м, пожар Москвы 1547-го … Вскоре после пожара Иван Грозный велел перевести монастырь в Чертолье: на тот самый холм, который позже назвали Алексеевским. Во время Смуты (в 1611 году) новый Алексеевский монастырь был разорен интервентами и сгорел. Первый царь из династии Романовых — Михаил Федорович — по совету отца (патриарха Филарета) проявил особую заботу о его восстановлении. Но в 1629-м — вновь пожар … В том же году у Михаила Федоровича родился наследник Алексей, также названный в честь преподобного Алексия. Это дало возобновлению монастыря дополнительный импульс. В 1634 году на прежнем месте был окончен главный храм монастыря — двухшатровая церковь Преображения Господня, признанная теперь архитектурным чудом.
Государи Михаил Федорович и Алексей Михайлович очень почитали святого Алексия. В день его памяти эти цари молились в Алексеевском монастыре почти ежегодно. Цари и их родня, высокопоставленные государственные деятели (например, князь Ромодановский) и другие миряне «со статусом» делали монастырю щедрые дары: кресты, утварь, Евангелия, кадила, водосвятные чаши, облачения. Обитель и её монахини одаривались ценными подарками, а то и просто деньгами, пожалованиями, лакомствами к праздничному столу. «Это был романовский монастырь …» — пишет Елена Лебедева. Монастырь имел собственные земли в Московском и соседних уездах; по учету 1744 года за монастырем было записано 1586 крестьян. Обитель была богата. Однако и она не была застрахована от неприятностей.
Пётр I не отличался благочестием в традициях Московской Руси. А после переноса столицы в Петербург об особом статусе монастыря остались только воспоминания. В 1737 году монастырь который раз сгорел, но опять был восстановлен. Вторая половина XVIII века принесла в государственную политику в отношении церкви новый зигзаг: секуляризацию церковных земель. В 1764 г., вскоре после воцарения Екатерины II у Алексеевского монастыря отобрали земли и крестьян. Монастырь был разорён во время наполеоновского нашествия. А в 1837-м, в связи с начинавшимся строительством Храма Христа Спасителя, его перевели на очередное новое место — в Красное село на окраине города (в районе теперешнего метро «Красносельская»). Все постройки на старом месте, в том числе и уникальный соборный храм, было приказано снести.
Итак, Храм возводили на месте Алексеевского женского монастыря. В этой связи среди москвичей долгое время бытовала легенда, по которой последняя игуменья монастыря Клавдия прокляла место постройки нового собора и напророчила, что Храм не простоит на нём более 50 лет. По еще одному старомосковскому поверью, приводимому, кстати, в книге моего деда Михаила Ивановича Макарова, Клавдия выразилась еще определённее: «Окромя большой лужи здесь ничего не будет». Так, считали москвичи, игуменья «предрекла» сооружение здесь в будущем открытого бассейна «Москва» с подогревом воды, работавшего круглый год (1960–1994 гг.). Вряд ли эта легенда правдоподобна. Ведь митрополит Московский Филарет (Дроздов), совершавший 17 октября 1837 г. службу по случаю переноса Алексеевского монастыря в Красное Село, встречался в этот день с игуменьей Клавдией. Вряд ли Клавдия могла разразиться в такой момент проклятиями. Другое событие, связанное с закрытием Алексеевского монастыря, кажется более достоверным. В первый же день сноса рабочий, снимавший крест с монастырской церкви, сорвался с купола и разбился насмерть в присутствии огромного числа зрителей. Понятно, что народ воспринял это как дурное предзнаменование.
Интересные факты связаны со стройматериалами для Храма. Понятно, что его сооружение требовало огромного количества камня (только кирпичей для кладки стен использовали около 40 миллионов штук). Камень везли не только со всей России, но и из-за рубежа. Бутовый камень доставляли из подмосковного Григорово, белый — из подмосковного Мячково (из того месторождения, откуда еще в XIV веке брали камень для строительства Кремля), белый мрамор — из Протопопово (под Коломной), гранит — из Финляндии, лабрадор — из-под Киева, порфир — из шокшинского месторождения Олонецкой губернии (Карелия). Для отделки использовали также итальянский и бельгийский мрамор. Не будем забывать, что и первоначальный храм на Воробьевых горах всё-таки начали строить, а значит, и на ту стройку завозили камень. Понятно, что для подвоза такой массы материала нужны были особые подъездные пути. При начале строительства железных дорог в России еще не было. Конным транспортом возить огромные каменные массы было тоже нереально. Оставался один путь — водный. Первый опыт доставки камня из Григорово Верейского уезда (не ранее 1823 г.) был удачен, но когда в 1825 г. попытались доставить большую его партию, это уже не удалось: уровня воды в Москве-реке не хватало. Нужно было поднимать его, а также сооружать дополнительные водные пути. По данным А.Ф. Иванова, из 15 тысяч кубических саженей бутового камня на место была доставлена только одна тысяча, сели на мель и получили повреждения сто барж с камнем.
Многие знают красивое подмосковное озеро Сенеж, расположенное примерно в 45 км. к северу от Москвы, в Солнечногорском районе Подмосковья. Но не многим известно, что по сути своей это озеро является водохранилищем, и что история его создания тесно связана со строительством Храма.
Еще при Петре I был разработан проект соединения Верхней Волги с Москвой-рекой — через реки Сестру и Истру. Такой канал должен был сократить водный путь от Петербурга до Москвы примерно на тысячу километров. В связи с сооружением Храма существование этого канала вновь стало актуально. Сооружение его началось в 1826-м и шло до 1850-го. Между Сестрой и Истрой построили соединительный канал длиной в восемь с половиной километров, также на реках соорудили десятки шлюзов, плотины и мосты. Плотина, перегородившая Сестру, подняла уровень воды, образовав водохранилище, которое мы и знаем как Сенежское озеро. Кстати, до строительства плотины озеро тоже было, но являло собой относительно небольшой водоем (66 га), влившийся в состав озера современного — под названием Старого Сенежа. По каналу стало возможно перевозить строительный камень — уже к месту «николаевского» Храма. Но это было недолго. В 1851 году началось движение по Николаевской (теперь Ленинградской или Октябрьской) железной дороге, перевозить по которой стройматериал было проще и дешевле. В 1860 г. систему каналов закрыли. Чисто российский парадокс: система, которую строили четверть века, работала всего 10 лет. Но озеро Сенеж осталось на память потомкам о неудачном проекте доставки строительного груза. И хорошее ведь озеро: с поселениями, домами отдыха на берегу, неплохой рыбалкой. Старые шлюзы разобрали и продали. По местной легенде, из одного такого шлюза солнечногорский купец Самохвалов построил себе лучшее здание в городе, в котором позже располагалась городская администрация.
На сооружение Храма Христа Спасителя были затрачены весьма значительные средства — это можно сказать, не боясь ошибиться. Однако происхождение и размеры затраченных сумм — вопросы, до сих пор не до конца ясные. По данным Википедии, на строительство Храма по проекту А.Л. Витберга были выделены огромные средства: 16 миллионов рублей ассигновала казна, а ведь шел еще и приток народных пожертвований. Близкие, но несколько другие цифры приводит в своей книге А.Ф. Иванов: с 1821 по 1 мая 1827 г. на строительство Храма поступило из Опекунского совета, Государственного банка и других источников 17 075 182 рубля 39 копеек, из которых пожертвования составили лишь 42 260 рублей 77,5 копеек. Были, конечно, и случаи богатых частных пожертвований «натурой». Например, в 1813 г. горнопромышленник Демидов пожертвовал на храм 211 золотых империалов (вышедших из обращения золотых монет достоинством 10 рублей каждая). С другой стороны, за 1817–1824 гг. не удалось завершить до конца даже работы по нулевому циклу, а деньги продолжали уходить в неизвестном направлении. После воцарения Николая I финансовая сторона дела, кажется, стала более упорядоченной. С другой стороны, несомненно и то, что приток казенных средств практически полностью потопил в себе частные и общественные пожертвования. При Николае I и его преемниках храм уже строился практически полностью за казённый счёт. Хотя и по сей день в церковных кругах распространена версия о том, что «николаевский» Храм строили «именно на народные деньги», есть и более точная статистика. Деньги на строительство храма включались в общую смету государственных расходов по Главному управлению путей сообщения и публичных зданий. Общий размер затраченных казенных средств составил примерно 15 миллионов рублей (что, учитывая достигнутый результат и поправку на инфляцию, выглядело явно эффективнее, чем при осуществлении проекта Витберга). А если добавить к этому мемориально-знаковый характер храма для Москвы и всей России, его близость к Кремлю (вспомним: К.А. Тон — одновременно зодчий Большого Кремлевского дворца!) и целенаправленные усилия Николая I, думается, «официальная» финансовая составляющая явно перевесит «народную». Не боясь ошибиться, можно утверждать: Храм строили в основном за казённый счёт.
Храм просуществовал в своем первоначальном виде 48 лет. 5 декабря 1931 года он был взорван. Правда, накануне уничтожения коммунистические власти попытались проявить видимость заботы о сохранении художественных ценностей из Храма. Комиссариатом народного просвещения была создана комиссия по выявлению в Храме «подлежащих музеефикации ценностей» (не лишним будет вспомнить, что работала она в храме, уже не раз после 1917 г. подвергавшемся государственным «реквизициям»). К сохранению эта комиссия предложила достаточно небольшую часть действительно ценного: одну пару дверей, фрагменты настенных росписей, картины на полотне В.П. Верещагина и В.И. Сурикова, часовню иконостаса и клиросы, иконы, предметы облачения и утвари, несколько горельефов и некоторые другие предметы. Их рекомендовалось передать в Третьяковку, Исторический и Русский музеи, Коломенский музей, Антирелигиозный музей искусств (помещавшийся в Исаакиевском соборе Ленинграда). «Научная общественность» оказалась в этой ситуации явно не на высоте: «академики архитектуры публично клялись, что он [Храм] не имеет художественной ценности и не является произведением искусства. Не стеснялись ни откровенно лгать, ни очернять русскую историю, в общем потоке лжи и брани тонули одинокие голоса тех, кто пытался остановить преступление». Это не говоря уже об антирелигиозной истерии, поднятой по этому поводу в прессе. В числе немногих защитников Храма оказался знаток и ценитель московской старины, художник Аполлинарий Михайлович Васнецов.
Однако и спустя десятилетия с момента взрыва старый Храм еще ведет свою «жизнь после жизни». В Музей изобразительных искусств поступили проекты бронзовых дверей с рельефами Ф. Толстого, в Третьяковку — фрагменты росписей. Шесть уцелевших скульптурных композиций на темы ветхозаветной и русской военной истории были размещены на стенах Донского монастыря. Кстати, поступив сюда в год взрыва Храма, они еще 20 лет бесхозно валялись на территории и были окончательно собраны на стенах монастыря лишь в 1953-м. Кое-что передали в Музей архитектуры в Москве и Музей Академии художеств в Питере, что-то спрятали в подвалах старого здания Московского университета. Известный москвовед К. Михайлов добавляет к этому, что четыре яшмовые колонны из Храма украсили зал Ученого совета Московского университета, а «часовню-алтарь у большевиков выкупила жена американского президента Элеонора Рузвельт и подарила Ватикану». В Казанском соборе Петербурга долгое время реставрировались полотна на тему Вселенских соборов кисти Сурикова и Верещагина. Один из колоколов Храма даже умудрились поместить на башне Северного Речного вокзала. Остальное погибло безвозвратно в результате взрыва. Кстати, сведения о том, что пасхальные облачения для священников в находящейся по соседству церкви Ильи Обыденного имеют происхождение из Храма, явно неверны: в последние годы своего существования он принадлежал «обновленцам», и настоятелем в нем был «сам» А. Введенский. Передача имущества в патриаршую церковь была не в их духе.
Кроме того, от Храма осталось еще и очень много камня. По свидетельствам очевидцев, груды камней на территории бывшего Храма лежали еще в 1950-е годы. Были это камни от Храма, или те, что завезли для строительства Дворца Советов, сейчас сказать сложно. Однако точно известно, что мрамор Храма использовался при отделке станций первых линий Московского метрополитена. Правда, тут есть некие разночтения. На сайте современного Храма пишется, что соборным мрамором отделали станции метро «Площадь Свердлова» и «Охотный ряд», а скамейки украсили станцию «Новокузнецкая». Некоторые авторы добавляют в список станций-реципиентов мрамора «Кропоткинскую». Сайт Артемия Лебедева «Метро.ру» информирует о том, что камни от разрушенного Храма Христа Спасителя использовались при строительстве станции метро «Площадь Свердлова» и гостиницы «Москва». Николай Стародымов добавляет, что фрагменты отделки Храма использовались в строительстве здания Библиотеки им. Ленина; а вот «по отношению к плитам, на которых были выбиты имена героев, отстоявших Отечество в 1812 году, был допущен верх кощунства: их раскрошили и этим щебнем посыпали дорожки в московских парках».
В результате взрыва и подготовки к строительству Дворца Советов был разрушен, а затем и раскопан вглубь Алексеевский холм. Фундамент Храма Христа Спасителя был полностью вынут; к 1941 году заложили фундамент Дворца Советов. Но после начала войны каркас фундамента из сверхпрочной стали пошел на изготовление брони танков «Т-34». Оставшуюся на месте холма полость затем углубили и устроили в ней упомянутый бассейн «Москва». Нынешний Храм Христа Спасителя не дал пропасть этому пространству втуне: в нем расположен нижний храм, музей Храма, стоянка, зал церковных соборов и другие помещения.
Подробнее...