Павел I в музее «Царицыно»
16 ноября в Большом дворце московского музея-заповедника «Царицыно» открывается монументальная экспозиция «Утраченные иллюзии. Павел I — эпоха и личность». Впервые об эксцентричном самодержце конца XVIII столетия рассказывают обстоятельно, а его эпоху иллюстрируют подробно. В проекте участвует более 700 экспонатов из 16 музеев, архивов и частных собраний двух российских столиц. Парадоксально, выставка показалась очень современной в странном непреднамеренном сближении эпохи Павла и нынешнего российского безвременья.
Эпоха Павла Петровича — кладезь для разного рода художественных интерпретаций в разных стилях: от символизма и декаданса до постмодернизма и даже конструктивизма (в последнем случае учтем особую привязанность государя к правильным геометрическим маневрам на плацу одетых в военные мундиры фигур). Для выверенной же аргументированной научной интерпретации нет более коварного времени, чем эта самая павловская эпоха. По интересному суждению Василия Ключевского, у Павла был «врожденный инстинкт порядка». Прекрасных посылов в его политике, в которой отразилось негодование по поводу издержек погрязшего в роскоши, неге и общем банкротстве царствования нелюбимой матушки Екатерины II, было огромное число. Судите сами: в манифестах и программах Павла Петровича стратегически внятно акцентировались борьба с сословным неравенством, с инфляцией, с коррупцией, отказ от войн и ослабление крепостного права — манифест 5 апреля 1797 года запрещал принуждать крестьян к работе по воскресеньям и предписывал помещику «довольствоваться трехдневным еженедельным трудом крестьян, трехдневной барщиной» (В.О. Ключевский).
Однако этот врожденный инстинкт порядка, искреннее желание искоренить злоупотребления, обман и утвердить правосудие — как бы это сказать объемнее — проецировались на совершенно невозможный в деле ведения государственной политики авторский, сугубо артистический и в чем-то даже байронический стиль поведения. Если рождалась идея (порядка и гармонии), в осуществлении ее предполагалась не тщательная и постепенная работа с госинституциями, а сугубо личностный волюнтаристский путь исполнения, даже если это исполнение требует разрыв с миром и банальным здравым смыслом. Из примеров такого «авторского сценария» исполнения общего государственного дела состоит все мистическое правление Павла (известно, кстати, что к мистическим движениям философской мысли Павел был особенно склонен). Мистическим это правление было даже по цифрам (правил четыре года, четыре месяца, четыре дня, в сорок с небольшим стал императором, в построенном не без его архитектурного участия Михайловском замке он прожил только 40 дней, 12 марта он был убит заговорщиками).
Как, скажите, отнестись к тому, что на назначавшемся каждое воскресенье большом параде любой сбой дисциплины мог грозить ссылкой в Сибирь целых полков? Или пресловутая борьба с французской модой и иностранными словами в языке? Или подробно описанное Ключевским постановление о том, что на императорской аудиенции каждый должен был преклонить колено так, чтобы слышан был стук его об пол? «Князь Голицын, не исполнивший предписанного обряда, тотчас от аудиенции был отправлен в крепость».
В результате страну лихорадило, и ни о каком порядке не могло быть и речи. Зато было по-своему весело и артистично. Данный артистизм (его при желании можно назвать самодурством) Павла Петровича — действительно трагическая природа его личности, воспитанного и тонкого, стремящегося к добру человека, но незаметно развращенного тем же самым, с чем боролся: неограниченной властью над всеми, иллюзией вседозволенности и всезнания, безмерности во всем. В этом он, конечно, настоящий наследник российских императоров, императрицы Екатерины Великой в том числе.
Итак, желание волюнтаристски исправить время обернулось в эпоху Павла торжеством безвременья. И что же выставка, рассказывает ли о поучительном примере трагедии личности в истории, о сотканной из несовместимых качеств природе самодержца? Ничуть не бывало. Много красивых свидетельств эпохи (отдадим должное сотрудникам музеев, собравших и каталогизировавших огромный изобразительный материал), уникальные вещи, документы, портреты, но из них не очерчивается хорошо всем известный по скульптурным и живописным портретам гордый и вместе с тем клоунски уязвимый, страдательный во многом профиль Павла I. Экспозиция показывает идеального правителя «ваще», почти без личных свойств, зато внесшего определенный вклад в дело вечно наступающего российского благоденствия. Сегодня эти темы красивой власти «ваще», истории «ваще», патриотического воспитания «ваще» (когда все ничего, главное — не вдаваться в пугающие, звучащие как громкое пуканье во время официального парада исторические подробности) очень востребованы. Они ведь сближают нас с эпохой Павла. Там было безвременье вследствие радикального волеизъявления отдельного человека. Теперь безвременье вследствие общего безволия.
Подробнее...