«Дерево и лист»
«Жил-был на свете маленький человек, и звали его Ниггл». Это от английского niggle, означает что-то вроде: «занимающийся пустяками». Такое имя Толкин дал герою одной своей сказки, которая немножко отличается ото всех остальных.
«„Лист“ — единственная моя вещь, написать которую мне не составило никакого труда. Обычно я, надо сказать, сочиняю с превеликими муками, без конца переписываю, и т. д. А тут я проснулся однажды утром… и вся эта довольно-таки странная вещь обнаружилась у меня в голове целиком, от начала до конца.
Остальное — сесть и перенести ее на бумагу — было делом нескольких часов. „Думал“ ли я над „Листом“? „Сочинял“ ли я его в обычном смысле слова? Я этого не заметил» (из письма издателю).
Кто же такой Ниггл? Он художник, маленький и не очень талантливый. Из тех, кому всегда лучше удаются детали. «Каждый лист он вырисовывал долго и старательно, так, чтобы не ускользнула его форма, чтобы передать его свет и блеск росинок на его краях. Но как же ему хотелось нарисовать целое дерево, огромное дерево со множеством листьев, похожих и все же разных, так, чтобы красота каждого листа была неповторима».
И вот однажды с такого листа началось его Дерево, его Картина. «Дерево росло, все шире раскидывая бесчисленные ветви, все глубже проникая в землю своими причудливыми корнями. Потом появились какие-то незнакомые птицы и уселись на ветках. О них тоже пришлось позаботиться. А потом вокруг дерева и за ним, повсюду, начала открываться целая страна, и вскоре уже сквозь листья можно было разглядеть лес, протянувшийся от края до края, и вершины гор, увенчанные серебристым снегом. Ниггл совсем потерял интерес к остальным картинам, а некоторые из них он просто взял и приделал к краям этого холста…»
А вот начало другой истории, известной каждому, кто хотя бы немного интересовался Толкином. Как-то летом молодой профессор сидел в своем кабинете и проверял школьные сочинения. Одно из них оказалось короче положенного, решив отдохнуть, Толкиен отложил тетрадь — и углядел крохотную дырку в паласе, а потом на чистом листе экзаменационной работы написал престранную фразу: «В земле была нора, а в норе жил хоббит».
С этого слова, с решения непременно выяснить, кто такой хоббит, началась удивительная история Средиземья, ведь Толкин так увлекся, что вместе с детьми принялся рисовать карту открывшегося ему мира, реки, горы, границы. И короткая история о Бильбо, гномах и драконе оказалась частью большой. Конечно, и до «Хоббита» было много отрывков странных сказаний, но какие-то пришлось оставить, а какие-то на поверку тоже оказались относящимися к Средиземью.
Параллели между сказкой и жизнью ее автора настолько очевидны (даже долгая, кропотливая работа над мелочами!), что «Дерево и лист» давно считают историей самого Толкина, всю жизнь рисовавшего свое Дерево — мир Средиземья! Это Дерево все росло и росло, истории приходили и приходили, и, чем больше их становилось, тем быстрее появлялись между ними новые связи. И было оно столь огромным и прекрасным, столько тропок расходилось от него и убегало вдаль, что жизни профессора не хватило, чтобы все их исследовать и обо всех рассказать… как много осталось в набросках! Не был закончен и «Сильмариллион», главная книга Толкина, в которую он собирал легенды об истории Арды (Земли) с тех самых пор, как ее и всю Эа (Вселенную) создал Эру, Творец, с помощью музыки… Начатый еще в 1915-1917 годах «Сильмариллион» увидел свет только в 1977 году, благодаря Кристоферу Толкину, когда его отец уже ушел из этого мира. Да и как было дописать то, что не было ни романом, ни сказкой, ни эпосом и постоянно развивалось, менялось, разрасталось, было живым?..
Ниггл тоже не дописал свою Картину — был вынужден отправиться в Путешествие. По ту сторону жизни. Но там, после многих испытаний, он оказался в прекрасном местечке для отдыха и узнал в нем… ее, его! «Вдруг огромная зеленая тень заслонила ему солнце. Ниггл поднял голову да так и свалился с велосипеда. Перед ним стояло дерево, его дерево, совершенно законченное, если, конечно, так можно сказать о живом дереве. На нем распускались листья, ветки росли и гнулись на ветру, на том самом ветру, который Ниггл так часто предчувствовал, предугадывал, но не мог передать… Здесь были все листья, над которыми он когда-то работал. И выглядели они точно, как он их задумал, а совсем не так, как они получались на холсте. Среди этого множества листьев были и те, что успели распуститься только в его воображении, и те, кому даже на это не хватило времени». Были в этой стране и лес, и горы с его картины — словом, все, что он так хотел, но не сумел написать!
И очень хочется верить, что, так же как Ниггл попал в свою страну, приходившую к нему в образах его Дерева, Джон Р. Р. Толкин ушел в Средиземье и увидел его таким обширным, великим и прекрасным, каким предугадывал, но не успел описать. Слишком уж много было в жизни обыкновенного оксфордского профессора рутинных дел — тех самых «пустяков». И еще больше забот.
Как часто настоящее и великое начинается с маленького листа! И все, что тебе нужно, — лишь не пройти мимо… И тогда можешь быть уверен, что в конце долгого пути в страну твоей осуществленной Мечты будут приходить за утешением и вдохновением, как приходили и приходят до сих пор в страну Ниггла и в Средиземье Толкина.