Путь Богов - Синто
Путь Японии имеет глубинные истоки в синтоизме. Путь богов (Синто) — не столько предмет культа, сколько образ жизни японцев. «Термин синто — в его широком значении — покрывает собою все содержание древнейшей эпохи Японии и служит вместе с тем обозначением своеобразного культурного фактора японской истории в целом». — писал Н.И. Конрад. Ум и сердце каждого японца, признает японский профессор Харада, подсознательно проникнуты синтоизмом, независимо от исповедуемой религии или идеологии. Оттого пришлые учения, будь то буддизм, даосизм или конфуцианство, не могли с ним соперничать, скорее, напротив, сами поддавались его обаянию, обретали синтоистскую окраску.
Согласно синтоистским представлениям, мир многообразен и един одновременно, пронизан божественными эманациями. Нет непроходимой границы между людьми и богами, между живущими и ушедшими (мы бы сказали «в мир иной», но для японцев нет «иного мира»). «Видимый и невидимый миры навсегда соединены бесчисленными узами взаимной необходимости, и ни одно отношение этого союза не может быть нарушено без самых ужасных последствий», писал русский японист Е.Г. Спальвин.
Образец задан богами, от него не следует отступать, чтобы не нарушить их волю. Японская культура устремлена не вперед — к обновлению, расширению, а в глубину веков — к истокам. Закон возвратности позволил не прерывать связь с прошлым, придал японской культуре непрерывный характер, обусловил преемственность правления, заповеданного верховной богиней Солнца — Аматэрасу. Род императоров, потомков Аматэрасу, не мог исчезнуть, как не могут исчезнуть Солнце и Луна, как не может прерваться связь Земли с Небом. Потому и дорожили древними текстами, старались не допускать их искажений. «Кодзики» («Записи о деяниях древности») задуманы, как сказано в «Предисловии» ученого Ясумаро, для того, чтобы были «устранены заблуждения и установлена истина, и чтобы она была поведана грядущему потомству». Древние тексты, содержащие сведения о богах, — священны, от них нельзя отступить, их нельзя подвергнуть сомнению, как не подвергались сомнению указы правителей Японии.
Японские боги-ками живут повсюду: на Земле, на Небе, в любом явлении Природы, но присутствуют незримо. Потому не принято говорить о Синто как о системе взглядов. Это именно Путь, определивший жизнь и культуру японцев.
Ясумаро вводит понятия, отражающие свойства нацио¬нального характера японцев, — их отношение к Исполнению как к Творчеству и вера в то, что труд освящен богами. У каждого ремесла, будь то ткачество, посадка и сбор риса, изготовление зеркал или строительство храмов, есть свое божество — ками. Такова цель Пути: человек призван воплотить Дух Творения (Дзока), стать Триединым с Небом и Землей.
Во-вторых, японцы верят в то, что мир вышел не из Хаоса, а проявлен богами из первоначальной смеси (по «Нихон секи» — из яйца), когда эта смесь только начала затвердевать. Еще не были явлены Формы, Имя, но уже дали о себе знать свойства Творчества и Исполнения. «Три божества совершили почин творения», пришли во взаимодействие силы Инь и Ян и все стало образовываться.
В-третьих, иероглиф «творение» — Дзока (дзо/цукуру — «создавать», ка/бакэру — «преображаться») означает не столько сотворенный мир, сколько мир задуманный: каким он должен стать по Небесному замыслу, то есть тот совершенный порядок, с которого началось и к которому приближается Бытие. В христианской традиции — по Божьему Промыслу ожидается Царствие небесное; в буддизме — Нирвана, в Синто — мир Небесных богов. Изна¬чально Бог создал все хорошо, но люди переделали все по-своему, исказив божественную природу, и теперь расплачиваются за это.
Ясумаро еще несколько веков назад уверял, что Небесные боги «умиро¬творили все Поднебесье... и очистили всю землю». Потомкам остается под¬держивать порядок и чистоту в храмах, жилищах, в Природе, а главное — в собственном сердце, не забывая о ритуале Очищения. Очищению, усмирению неистовых душ японцы посвятили не только обряды (мацури), но и искусство. Нет ничего, что не подвластно песне, уверяет Цураюки: «Без всяких усилий движет она небом и землей, пленяет даже богов и демонов, незримых нашему глазу, утончает союз мужчин и женщин, смягчает сердца суровых воинов».
Напомню, цивилизации, следующие Пути, не подвержены разрыву настоя¬щего с прошлым, нарушению естественного ритма — не только природного, но и человеческого. В восточном понимании все, казалось бы, вращается по кругу, но, вращаясь по кругу, восходит к Высшему — по закону Пути. Смена состоя¬ний в Природе (день-ночь, свет-тьма, тепло-холод, расширение-сжатие) не есть сам Путь, но его ритм, пульсация Пути, — залог жизни. Все живое пульсирует: вдох-выдох, прилив-отлив, — чтобы избежать застоя крови, старения, не подвергнуться распаду на отдельные части, не утратить себя. Все зарождается и развивается самоестественно, все движется туда-обратно (япон. дзюн-гяку,) плетя узор мировой ткани. Если не было бы Небесного замысла, не было бы и Узора.
И если именно Синто называют Основой или «корнем» японской культуры, то, значит, есть в этом Пути нечто, не зависящее от времени«. Не потому ли, что вера в ками — предназначение японцев? Отказаться от своего Пути — все равно что отказаться от своего лица, в общем — от Жизни.
... японцы стремились не столько познать Истину, недоступную человеческому разуму, сколько пережить ее в экстазе, в сердечном порыве. Они общались с богами в ритуальном танце — кагура или песне — утпа, считая, что открытое сердце способно восторгаться и через это узнавать, чего хотят от людей их божественные предки.
Сердечная вера в вездесущих ками уберегла японцев от десакрализации мира: божественное не поддается рациональному, объяснению, иначе перестает быть божественным. Отсюда стремление сохранить в тайне то, что передано богами. Японцы верят, что хранящееся в главном синтоистском святилище Исэ-дзингу, в павильоне богини Солнца Аматэрасу (Найку), священное Зеркало, которое богиня вместе с мечом и яшмовыми подвесками (регалии императорской власти) передала с внуком Ниниги на землю, воздействует невидимо. Уже много веков Зеркало хранится в цилиндре из криптомерии над священным Срединным столбом (син-но михасира). И не только Зеркало невозможно лицезреть, нельзя и войти в святилище, верующие молятся, оставаясь за священной оградой (химороги).
Не удивительно, что и на художественную литературу распространилось правило хранить «тайные традиции», что связано с особым отношением к сакральному тексту и слову. Но не только. Как правило, знание «тайной традиции» передавалось по наследству, от отца к сыну, членами рода — хранителя памятника, или от учителя к ученику, постигшему сокровенный смысл.
«Тайные традиции» имеют глубинные корни. Японскую культуру можно назвать «культурой предания», идущего от «эры богов». Божественное знание передавали от учителя к ученику, «от сердца к сердцу», что японцы назвали исин дэнсин. Изречение это дзэнское, но идея существовала и существует ныне. (Японцы называют свой способ общения «коммуникацией минимального сообщения» — поверх слов.) Само знание для японцев священно. Его надежный хранитель — чистое сердце, которое не исказит, не умалит предание. Слово же, хотя и имеет душу (котодама), — лишь подспорье. Именно поэтому устойчива японская традиция передачи знания «вне или поверх слов» (гэн-гай), вне письменного текста (фурю мондзи). Можно говорить о культуре молчания, паузы, пустотности — чтобы одно не мешало другому. Японцы избегают многословия, потому что всякая чрезмерность противна Пути.. Японию не случайно называют страной, где не спорят. Это позволило ей сберечь национальную энергию, не растратить на пустые хлопоты, выяснения отношений.
В самые тяжелые времена междоусобных войн японцев не оставляло ощущение высшей ценности того, что завещано предка¬ми. Они могли снять осаду замка, если в нем хранились древние рукописи. Японцам свойственно благоговейное отношение к Культуре вообще. В Японии, например, бережно хранят древнекитайские тексты, утерянные в самом Китае. Говорят, только в Японии процветает древняя музыка гагаку, вобравшая музыкальные традиции разных восточных народов.
Путь ками не позволяет осквернять сущее, искажать изначальную Форму, наносить ущерб Природе — японцы называют это цуми или кэгарэ — «загрязнение», переводят как «грех».
Благоговейное отношение к Природе порождает у японцев то, что в наше время называют экологическим сознанием. Мерилом Истины становится не борьба добра и зла, которые условны, зависимы от принятой морали, а Красота, ни от чего не зависимая, безусловная, свободная. Свидетельство тому — искусство японцев: поэзия, музыка, архитектура, устройство домов. И во всем — следование Пути, который не знает остановки, не прерывается, течет свободно, естественно. Отсюда склонность к асимметрии в знаменитых японских садах, которые не задерживают взор на себе, а уводят в невидимое. Симметрия приковывает к тому, что расположено между двумя точками. Японское искусство не возводит границ, его цель — вывести за пределы материального мира, пережить реальность извечно-сущего. Всякие преграды условны, но Путь выводит к безусловному — к Истине в образе Красоты.
Искусство для японцев — это Путь к преображению жизни через переживание истинно-прекрасного. Истина и есть Красота, Красота и есть Истина. Красота заложена в основании вещей, и потому, следуя ей, следуешь предустановленному порядку. Сама Природа преисполнена божественной силы, и если мастер передает это в своем творении, то и созданное им преисполнено божественной силы.
Не оттого ли искусство японцев не подвержено воздействию времени, что принадлежит не себе, не воле человека, а тому, что делает все сердца «единым сердцем» (иссин)? «Может ли кто из людей запечатлеть взмахом кисти или исчерпать словами Небесное искусство Творения?!» — восклицает Басе. «Истинное сердце» (магокоро), которое открылось древним императорам как «светлое, чистое, прямое», не может лукавить!
Любовь к пустоте, незаполненному пространству, к недомолвке — свойство японского вкуса. Несвобода претит Пути богов — вне свободы ничто не станет самим собой. «Одно во всем, и все в Одном»: лишь следуя своему Пути, достигают Единого.
В то же время в японском искусстве отступить от правила не менее почетно, чем следовать ему. Задача в том, чтобы не возводить преграды между людьми и ками, человеком и Природой, между тем, что было, и тем, что есть. Поэтика ёдзё (сверхчувство или чувство в его полноте) дает пережить то, что невидимо. Неожиданный образ, поворот известной темы меняют знакомый образ. Это своего рода поэтическая акупунктура: найти ту единственную точку, чтобы привести в движение энергию сердца. Не нарочито, не навязчиво (истинное сердце свободно) — намек рождает отклик...
Японцы верили, что сердцу человека присущи четыре «Постоянства»: Справедливость и Сострадание, Искренность и Ум. Русский ученый Е. Г. Спальвин, изучавший историю японского народа, писал почти век назад, что человек, по японским воззрениям, — сын Неба и Земли. От Природы он получает священное чувство сострадания, и это чувство есть то, что мы называем человеколюбием. «Тот, кто, родившись человеком, — говорит одно японское поучение, — не знает закона человеческого, тот не есть человек; хотя бы он по внешнему виду и был человеком, но по сердцу он то же, что животное».
Культ предков породил в Японии три верования: религию дома — домашний культ, религию местного божества или бога-хранителя — общинный культ и религию национальную — государственный культ. Умершие становятся богами, обретая сверхъестественную силу, но сохраняют тот характер, который отличал их при жизни. По мысли Мотоори Норинага, необходимо умилостивить богов приношением пищи, игрой на кото, игрой на флейте, пением и танцами и всем, что может привести их в хорошее настроение.
Согласно древним текстам «Кодзики» и «Нихонги», синтоистские боги всезнающи, созидательны, иррациональны. Боги пользуются своей мощью не только во благо: наряду с благожелательными богами есть и злые боги. Однако и злые боги могут совершать хорошие дела, а добрые боги — плохие. В общем, боги так же неуравновешенны, непредсказуемы, так же подвержены гневу, как и люди. Это не удивительно, если боги произошли из того же источника, что и люди, животные и все во вселенной. А источник этот — Священный Дух Бога Творения (Священным Духом Макото Уэда называет Наоби-но Митама).
В этом суть: есть Нечто, что стоит над бесчисленными богами, которые сами есть порождение извечной духовной силы. На уровне множества, даже иерархического, нет Истины, нет Целого. Значит, есть некая высшая точка, неподвижный Центр, вертикальная ось или Небесный стержень. «Священный столб» — михасира и видим, и невидим, потому и пишется по-разному: то как «столб» — центр синтоистского святилища, то как «столп» — духовный символ. Этот «стержень» удерживает сонмы богов и людей и все сущее в равно¬весии. Говорят же даосы: «Колесо движется, потому что ось неподвижна». То есть мы имеем дело не с горизонтальным, двухмерным измерением, где нет движения к Духу, а с вертикальным (трехмерным), которое, расширяя душу, меняет качество жизни.
Норинага настаивает на этом: «Если человек думает, что он может все предоставить воле богов и снять с себя ответственность, то он глубоко ошибается. Каждый несет ответственность за то, что совершает в своих пределах». Бог Творения предоставил каждому возможность творить по свободной воле; если же человек не делает этого, то он теряет дарованную Богом способность творить благое и становится подобен насекомым и птицам. Наше время — пример того, как одураченный рациональным умом человек не ощущает присутствия Бога Творения над собой и Наоби-но Митама в себе. Отказавшись от рационального, дидактического мышления, можно возродить изначально правдивое сердце, которым наделил человека Наоби-но Митама.
Наконец, только через литературу человек может вернуться к себе истинному, наделенному творческими силами Богом Творения. «Возьми за правило сочинение стихов, чтение древних повестей, и узнаешь поэтический дух предков». Человек, который умеет сочинять хорошие стихи и читать высокую литературу, может, и не подозревая об этом, очиститься от всех нынешних рациональных мыслей, которые подавили его сердце...
Литература дает возможность сообщаться с синтоистскими богами, кото¬рые в большей степени похожи на истинного человека, чем современные люди. А Синто, в свою очередь, помогает понять литературный труд, объемлющий все стороны ума, рациональные и иррациональные, сознание и подсознание. «В отличие от Конфуцианства и Буддизма, Синтоизм не ведет шумных споров о Добре и Зле или о Справедливости и Несправедливости» (Макото Уэда). Потому литература и позволяет вернуться к истинной человечности Пути богов. Синто человечно в своих изначальных взглядах на мир и человека; его космосом управляют антропоморфные боги. От них произошли люди, которые в конечном счете станут богами... Читая литературу (древних), человек узнает об извечных чувствах, которые глубже моральных и рациональных учений, ощущает очарование вещей (моно-но аварэ). Благодаря литературе человек узнает, кто он в действительности, какое место занимает в мире и что надлежит ему сделать в этой жизни.
Действительно, первые три бога задали шифр японской культуры. Они сами по себе появляются, оставаясь невидимыми, сами по себе, поодиночке, исчезают, выполнив свое назначение. Первый Бог олицетворяет дух Центра — абсолютный покой, уравновешенность. Вне Центра нет Целого, Вне Целого нет Истины. Этот Центр, или вертикальная ось, соединяющая все сущее на Земле с Небом, есть та ось, которая позволяет целому не распадаться на части и тем уже направляет к духовному свершению. Благодаря тому что центр пребывает в покое, все остальное самоестественно возникает. Священный Центр и есть изначальное, неизменное, к чему все возвращается, приближаясь к Истине. «Исчерпав изначальное сердце (хонсин), постигнешь Истину», — сказано в «Кодзики». Истинное или изначальное сердце и есть Просветленность, спасение человека.
Чтобы исполнить волю Бога Священного Центра, пребывающего в неподвижности, и завершить Творение, явились два следующих. Так осуществилась извечная связь покой-движение, Центр (Неизменное — фуэки) и его претворение (Изменчивое — рюко). Отсюда естественно вытекает закон возвратности: не создание чего-то нового, а выполнение того, что заповедано первыми богами. Потому так важно для японцев не оторваться от Основы, не нарушить божественный замысел.
В Японии сокровенному знанию научили Три бога. Ясумаро говорит об этом: «Когда впервые стали различимы Творчество (Кэн) и Исполнение {Кон), явились Три Божества и положили начало Творению (Дзока)». (Напомню: Три бога, явившиеся поодиночке, олицетворяют знаковую для японского мышления идею Триединства, модель Жизни: вокруг вертикальной оси вращается двойная спираль.)
Три бога положили начало Творению (Дзока), мусуби же означает «производящая душа» (тама). Но «Творящий Дух», Дзока, — не то, что понимают под Творением в христианской культуре. Творящий Дух дает жизнь тому, что существует неявленно, приобщает к Пути. Творчество — это прежде всего встречный процесс, взаимность Земли и Неба, мастера и божества. Всякая идея, всякий образ исходят из мира богов в дар человеку. Если он способен уловить их, то становится творцом. Творчество и Исполнение двуедины: только истинный исполнитель может быть творцом, и наоборот.
За десять веков представление о Духе Творения {Дзока) по существу не изменилось, судя по ощущению Басе: «Кто следует Творящему Духу (Дзока), становится другом четырех времен года. На что ни смотрит, видит Цветок. О чем ни думает, думает о Луне. Кто не видит во всем Цветка, тот дикарь. У кого в сердце нет Цветка, тот подобен животному. Изгони дикаря, избавься от животного, следуй Творящему Духу и вернешься в Него».
Это кредо японского мастера, а может быть, и всех мастеров Японии, свидетельство «целостного» (дзэттай) характера японской культуры, не утратившей чувство Неизменного в Изменчивом. Таков закон, которому следовали японские мастера во все времена, оттого не увядает их искусство.